11.

Страданья кончились, - пора

Теперь он отомстит сполна,

Ножовка распилила цепь,

Перед собою видит цель

И к ней идет. И ничего,

Что с рук свисают у него

Еще остатки кандалов,

Он это устранит потом.

Сейчас свобода так близка,

Стучит отвага у виска,

И только несколько шагов

До воли. Бриз теперь готов

К преодолению преград,

И сам тому до жути рад.

Он воин. - Что есть для него

Пятнадцать стражников всего.

Сам господь выдумал войну.

Она для тех, кто был в плену

Не прекращалась никогда.

"Померим силы, господа", -

Себе твердил наш пленник. Он,

Не чуя боли и оков,

Имея меч и навык свой,

Был равен армии большой.

Что для другого страшный грех,

Всего работа для него.

Он умертвил спокойно тех,

Кто удержать хотел его.

Он с каждым дрался. Восемь тел

За ним осталось. И еще

Немного раненых, им счет

Не велся. Он пустился в путь,

Вдыхая ночь в больную грудь.

Луна, смеясь ему в лицо,

Светила поле. Озерцо

Блестело где то далеко,

Но Бриз не видел ничего.

Он шел в ночи, глядя лишь тень.

Еще не зародился день,

И даже солнце не взошло,

- Луна, и больше никого,

И лишь в крови его один

Ему слуга адреналин.

Бриз сам из кожи и костей,

И так бывает у людей,

Наш Бриз устал. Хотел ничком

Упасть в траву. Она кругом

Его росла, стелилась низ

Как покрывало. Здравый смысл

Ему погоню обещал,

И он желание сдержал.

Он шел. И будто ничего

Не омрачало путь его.

Лишь силы таяли, и пить

Хотелось. Очень он устал.

Язык росу с травы лизал.

Ему опять хотелось жить.

Он рассчитал: четыре дня

До места, где лежит земля,

Там в детстве он отару пас,

И там был счастлив много раз.

Заброшен край среди степи,

Где правят дождь и ковыли,

Где влага жизнь траве дает,

По ней пастух свой скот ведет,

И тем живет. Других интриг

Тот край не знает никаких.

Восходит солнце. Терпкий зной

Объял пол мира над землей.

Парит бескрайняя жара,

И влагу отдает трава.

Теперь в глазах двоится путь,

И воздух обжигает грудь,

Но Бриз идет, он на ногах.

Собрав терпение в кулак,

Свою превозмогая боль,

Он шаг за шагом, вновь и вновь

Одолевает трудный путь.

И очень хочется уснуть,

У тела не осталось сил.

Зловещий полдень наступил.

Его сменяет вечер злой.

Бриз разговаривал с луной.

Просил: "Не надо так светить.

Меня хватились. Может быть,

Сейчас погоня уж близка", -

И кровь стучится у виска,

И голова идет кругом,

Да ладно, это все потом:

"Сейчас хочу я говорить

О том, что ярко так светить

Тебе не надобно совсем.

Уж город близко. Знаю, всем

Отдан приказ меня найти,

Меня ты можешь подвести

Своим сияньем. В темноте

Гораздо проще скрыться мне.

Не смей светить. Уж слышу я,

Как стража рыскает меня".

Луна не слушала его,

Она свое творила зло, -

Светила ярко по степи,

И скрыться можно лишь вдали,

Где стены города стоят,

И стражи ночью крепко спят,

Поскольку много сотен лет

Никто тревожить их не смел.

Конвоя топот слышит он,

И свет далеких факелов

Мелькает по его стопам.

Наш пленник к городу бежал,

Чтоб скрыться в тени у стены.

Стоят недвижные столбы.

Вдруг, запах пищи принесло,

Приюта жаждет плоть его.

Перед глазами в этот миг

Все пронеслось: и Вазелик,

Сраженный замертво копьем,

И дочь прекрасная при нем,

И други в схватках удалых,

И Нахидак теперь при них,

И мать, какую представлял,

Ее ни разу не видал,

И дед в высоком ковыле, -

Кружились мысли в голове,

И он сознание терял.

Теперь он ясно представлял,

Что жизнь закончилась его.

Пожалуй, больше никого

Не мог он вспомнить, только лик

Младой любви пред ним возник.

Вот он - уютный уголок,

И покрывало поперек,

И тюль, свисающий с гардин,

И Ника юная пред ним, -

Он бредит. Свет в его глазах

Течет на белых парусах,

- Он видит замок. Вот они

Проходят вместе вдоль двери,

Тропинка тут, а дальше сад,

За садом стражники стоят

И внутрь пропускают их.

Теперь поют "За молодых",

И гнев его наполнил грудь.

Он рвет одежду. Вот уснуть

Теперь ложится на постель,

А дальше - белая метель.

12.

А жизнь столичная при том

Идет обычным чередом.

Младая правит госпожа,

Ее окрепшая душа

Теперь наивность не таит.

Она спокойно говорит

О государственных делах.

Любая речь в ее устах

Приказом для других звучит.

Военный рог давно молчит,

Со всеми установлен мир.

Торговля процветает. Пир

Дают два раза каждый год.

И любит весь ее народ,

И рад, что щедрая земля

Такого им дала царя.

Ей стража отдает почет,

И слуги все наперечет

Все исполняют как должно.

Ее боятся. Если что,

То порка даже в ремесло

Для устрашенья введено.

И тем закон ее хорош,

Что грубо пресекает ложь,

А честь и доблесть славят тут.

Турниры ратные дают

Два года в память об отце,

И победителей в венце

Сама пред всеми каждый раз

Она приветствует. Приказ

О поощрении издает.

И так за годом год идет.

Она скакала на конях,

Сражалась ловко на мечах,

И танцевала на балах.

При государственных мужах

Была красива каждый миг

В своих одеждах золотых.

И сохли многие по ней.

Она, глуха земных страстей,

Ценить старалась чувства их.

Но ни один еще жених

Не смог ей сердца растопить,

Она хотела, может быть.

Но каждый раз к себе она

Входила, как сейчас, одна.

Трещал камин. В раствор окна

Текла ночная тишина.

13.

В глазах блеснул испуга миг.

Негодования волна

Скатилась комом, только крик

Не вырывался. И она

Смотрела тело пред собой

В крови живое. И луной

Его мужская красота

В ночи была освещена.

Пред нею Бриз нагой лежал.

Она смутилась. Он дышал,

Но вся истерзанная плоть

Просила помощи. Господь

Как он был жалок. Кровь с него

Сочилась. Много чего

Ей приходилось повидать,

Но тут хотелось зарыдать.

Зажгла фонарь. В лицо глядит,

Он без сознанья или спит?

Как он, вообще сюда попал?

Луч света на лицо упал

И веки дернулись. И пот

Каплями выступил на лоб,

И губы попросили пить.

- Она изволила налить,

И говорит: " В мою пастель

Как вы попали? Что теперь

Вы мне желаете сказать?"

Больному трудно отвечать,

В нем боль перебивает страх,

Ни слова на его устах,

Ни звука, только слабый стон.

И влажный взгляд решенья ждет.

В ее мозгу дал корни гнев.

Не то, чтоб плохо то совсем,

Что гость нежданный налицо,

Но стража служит для чего?

Позвать патрульного сюда.

"Что виду я перед собой?

Вы плохо знаете устав

И круг обязанностей свой?"

Охранник молод, служит он

Исправно, вот уж скоро год.

И он не видел никого.

Он удивлен. Лицо его

Белеет. В теле страх бежит,

Он, заикаясь, говорит:

"Я, вмиг, исправлю, виноват,

Прошу простить". "Заткнитесь, раб,

Я не просила объяснять,

И вам не нужно исправлять

Теперь уж боле ничего", -

Она одернула его.

Конвой пришел. Ну, наконец.

(теперь дрожит уже беглец).

И чувство странное внутри

У госпожи. Оно сродни

Тому, что чувствует змея,

По жертве медленно ползя.

Но ей приятно то, увы,

Играет дальше: "Кандалы

На нем испорчены вконец.

Сними патрульный. И юнец

Над ним согнулся. Видит он,

Как с кожи проступает пот

Соленый в раны на спине.

И это зрелище вполне

Ужасно зреть ему впервой.

"Чего вдруг сморщился? Такой

Всегда от порки результат.

А знаешь, у меня бальзам

На этот случай припасен,

Вон там, в серванте, за столом,

С морфином, или с чем другим,

Мне доктор как то подарил

Сии флаконы. Бриз молчит.

Она на пленника глядит.

Не нужно ясновидца дар,

Чтоб понимать, какой пожар

Горит на теле и в душе.

- Но он не сдастся госпоже.

Желанье боль унять скорей

Проклятой дрожью тело бьет,

И в уши стуком отдает,

Но воля глупая сильней.

Никто не знает госпожи,-

Жестокость с гневом в ней равны

Желанью вечно обладать.

Она могла повелевать

И это грело ей нутро.

И говорит: " Лекарство то

Вам завтра станет в самый раз.

Сейчас, велю, на первый раз,

Вас высечь. - Знайте наперед,

Что с рук такое не сойдет.

На память склянку можно взять".

"Конвой, извольте исполнять!"

"А этот? Не могу решить.

Пока оставьте. Может быть,

На завтра распоряжусь с утра.

Устала очень. Спать пора".

14.

Все вышли. В комнате ночной

Нежданный гость совсем нагой

Был беззащитен перед ней.

Убивший множество людей

В бою и просто, как пришлось,

Он сил не чувствовал, лишь злость

Своей беспомощностью в нем

Горела медленным огнем,

Сжигая тело изнутри.

Спина и руки затекли,

И повернуться нету сил.

Он помощь ждал, но не просил.

Он смутно помнил через сон,

Как убивал кого-то он,

Как прячась, путь себе искал.

- Его рассудок покидал.

На завтра станет новый день,

Сегодня думать нет уж сил,

С утра доложат, верно, ей,

Кого и сколько он убил.

Возможно, вызовет испуг

Такая весть. Но, может, вдруг,

Мольбы и клятвы для нее

Приятны будут. Это все

На что способен он теперь.

Он обещает все терпеть,

Не сможет выполнить сие

И будет порот за вранье.

Но все потом. Сейчас нужна

Защита, помощь и еда.

И нет тут больше никого,

Кто даст желанное тепло.

Да, унижаться тяжело.

Когда б повесили его

С другими вместе на столбах,

Пожалуй, лучше б было так,

Чем столько мук для одного.

Она смотрела на него,

Она молчала и ждала,

Как гордость глупая сама

Рассудку место уступит,

И с нею Бриз заговорит.

Тянулись вечно пять минут.

Не так бы больно, - Бриз заснул,

Но кровь пульсирует и жжет,

И силы нет. - Он побежден,

В груди его сломался лед,

Он как дитя навзрыд ревет.

Над ним склонилась госпожа.

Наверно, есть внутри душа,

Раз щемит сердце. Да, она

Теперь уверенна была,

Что проиграла этот бой.

И только внешне, за собой

Оставив превосходства лоск,

Она растаяла, как воск.

И очень бережно рукой

Бальзам втирала в раны свой.

Стекались нежность и восторг,

- И никогда никто не смог

Ей это чувство заменить.

- Она хотела рядом быть.

Отпить лекарство подала

И покрывало принесла.

Прекрасен день перед грозой.

В прозрачном воздухе покой

Струится паром от земли.

И небеса заволокли

Стальные тучи. Уж жара,

Прохладе уступив права,

Стекает влагой в водоем.

Вода струится серебром.

Стрекозы спрятались в траве,

И нет движенья на земле.

Дремала загнанная боль.

В уютной комнате покой

По жилам негу разливал.

Во сне наш пленник утопал

Почти пол суток. И никто

Не беспокоил сон его.

15.

А в это время за дверьми,

Часов, наверное, с восьми

Сам государственный министр

Ждет госпожу. Ее каприз

Ему совсем не по нутру:

Преступник должен сесть в тюрьму

И ей угроз не представлять.

А Нике следует понять,

Что госпожа страны большой,

При обстановке при такой,

Когда наследников на трон

Нет очевидных, и народ

Одну ее лишь признает, -

Да кто же так себя ведет!

Чтоб распрям, прихотью своей

Подвергнуть множество людей.

Он речь обдумал хорошо:

Пятнадцать доводов всего

Он приготовил. И когда,

Едва очнувшись ото сна,

В шуршащем платье, хороша,

Явилась Ника. Не спеша

Он, рассудительный еврей,

Свой монолог представить ей

Собрался. - Что же видит он:

Как Ника в комнату идет,

И лишь сомнительный объект

Ей интересен в тот момент.

Седой министр не глуп, не слеп,

Быть может, незаметно всем,

Что ясно видит он теперь.

Он след за нею входит в дверь.

И говорит. И каждый слог

Есть приговор и ей упрек:

"Отец Ваш славный, честь ему,

Погиб, сражаясь за страну.

Есть основания полагать,

Что Бриз посмел его предать,

И есть свидетели тому,

Что смертоносную стрелу

В отца лук пленника послал".

Нежданный гость уже не спал,

Он слышал, слушать не желав,

Он не хотел, но понимал,

Что шансов нет. А плоть слаба,

Просила ласки и тепла

И заставляла мозг вникать.

(точнее трудно передать)

Министр твердит: "Бог силу дал.

И как же он употреблял

Священный дар? Лишь только зло

Его искусство принесло,

Лишь горе вдовам, матерям

И скорбь по павшим сыновьям,

И государству лишь урон.

Убиты: - список достает

И внятно, с перечнем заслуг,

Его читает. Где то, вдруг,

Прервется, чтобы объяснить,

Какую злобу затаить

Преступник мог на палача,

И как опасно сгоряча

К себе злодея подпускать

И жизнью юной рисковать.

Она читала по глазам:

"Зачем проблем создали нам?

Вам нужно замуж выходить

И нам наследника родить

От принца знатного,

А Вы себя пятнаете, увы.

Для Вас каприз имеет вес

Как всей державы интерес".

Но Бриз не столько искушен.

Он видит, как министр взбешен,

Как госпожа молчит в ответ.

Ее прозрачный силуэт

На фоне синего окна

Дрожит. Но эта дрожь видна

Лишь только Бризу, ведь его

Колотит сильно самого.

Слова министра режут слух, -

Клеймен преступником пастух.

Деяньям злым ведется счет,

И пленник снова обречен.

И даже тоненькая нить

Надежды что-то изменить

У Бриза рвется на глазах.

Засохла влага на губах,

Он просит пить. Министр дает.

Наш пленник жадно воду пьет,

Глядит в закрытое окно:

Большие капли о стекло

Со звоном бьются. Грозный гром

Им ни по чем. Он за холмом.

И Бриз дождем мечтает стать.

Теперь он станет отвечать:

"Я плохо помню, как пришел,

Как эту комнату нашел,

И кто в пути моем мешал.

Я виноват, что убежал

С тюремных каторжных работ.

Я б умер там. Когда вперед

Вы смерти жаждите моей,

Так дайте ж мне ее скорей.

Пусть я злодей, но боль моя

Во много раз сильней меня.

И мне поверить я прошу,

Ни зла, ни гнева не держу.

Клянусь, угроз не представлять.

Мне сложно правильно сказать,

Но боли Вам не причиню.

Клянусь, я правду говорю.

Я убивал. Но я устал,

Я плохо ел и мало спал.

Вы издевались надо мной.

Я был действительно герой

И не желал другой судьбы,

Я ради Вашей красоты

Готов был жизнь свою отдать.

Вы не хотели это брать.

Вы монстром сделали меня.

Теперь я болен. Жизнь моя

Лишь Вашей прихотью цела.

А тело требует тепла.

Я в Вас нуждаюсь. Я страдал.

Не обращайтесь так со мной.

Поверьте, преданности дар

Лишь только Вам обещан мной",-

Он говорил. В глазах его

Мольба стояла, а рука

Сжимала чашку. И стекло

На пол посыпалось. Слегка

Оно запачкано в крови.

И капли следом потекли.

Смешались в кучу дождь и кровь.

Министр настойчив. Вновь и вновь

Он дело делает свое.

Гроза затмила небо все

И тучи гонит. Чередой,

Как стрелы, посланы грозой,

Сверкают молнии вдали

Не долетая до земли.

Министр зол, он проиграл,

Такого он не ожидал:

"Я не должна так поступать,

Я знаю. Но решенье дать

Смогу лишь дело изучив.

Вы приготовили архив,

Оставьте, я потом прочту.

Сейчас нет времени, пойду,

Сегодня ждет меня совет.

И распорядитесь, в кабинет

Мне чай подать. А для него

Врача зовите моего,

Пусть смотрит. Позже я решу.

И Вас, пожалуй, попрошу

Не очень слухи распускать.

Коль не сумели удержать

Больного узника в тюрьме,

Так не указывайте мне".

16.

Так Бриз остался. И теперь

Еду дают ему в постель

И доктор ходит поутру.

Прошла неделя. Но к нему

Ни разу Ника не зашла.

Он думал, где она была,

Чем занята, зачем его

Томит так долго одного,

Иль вовсе позабыла вдруг.

Его охватывал испуг,

Держал и снова отпускал, -

Он каждый день решенья ждал.

Держалась крепко в нем болезнь.

Нужда в лекарствах сбила спесь.

Врача он ангелом считал

И постоянно Нику ждал.

И Ника думала о нем.

Слова министра жгли огнем

Струю журчащую воды.

Она с утра до темноты

Себя делами заняла,

И тем довольная была.

Министр устраивал турнир,

И много воинов-мужчин

Теперь силились у дворца.

Она глядела молодца,

Невольно восторгаясь им:

Отважен, знатен и красив

Был каждый, - радуйся, бери

Для наслажденья и любви

И для себя и для страны...

Для Ники были все равны.

Ее наш пленник занимал.

Министр решенья ожидал,

Она впервые лет с пяти

Не знала как себя вести.

Рассудок с чувством спор вели,

О Бризе спорили они.

Ей доктор справно каждый день

Отчет давал. Она теперь

Немало знала про него.

Решенья нет, а время шло.

Она хотела, может быть,

О чем-нибудь его спросить,

А может, сладости полны

Всегда запретные плоды.

И как-то помыслы сии

Ее до Бриза привели.

Она вошла. И в этот миг

Его желанья громкий крик

Хотел разрезать тишину.

С усильем Бриз не дал ему

На волю вырваться из уст.

Для Бриза мир без Ники пуст.

При расстоянье в два шага

Предмет далекий, как луна,

Глазами жадно он смотрел.

Он прикоснуться к ней хотел,

Услышать голос, видеть взгляд.

Он помнил: много лет назад

Глаза их встретились слегка.

В его руке ее рука

Тогда сумела утонуть.

(природу трудно обмануть).

Она присела на постель.

Послушен, кроток дикий зверь,

Молчит и смотрит ей в глаза.

Простого чувства полоса

Прогнала скованность и страх.

Она на замкнутых устах

Прочла желание его.

Ей было сладко и смешно

Бессилье тигра понимать,

Его покорность наблюдать,

Касаться нежною рукой,

Дразня инстинкт его земной.

Ей был приятен этот миг,

Ни Нахидак, ни Вазелик,

И ни министр со свитой всей

Ей не заменят этот день.

Она смеялась. Для него

Живой руки ее тепло

Желанно было. Через боль

Он наслаждался. Пальцы вновь

Его ласкали. Он хотел,

Чтоб не прервался этот бред.

Она исполнила его

Желанье. Больше ничего

Не помнил он.

- Быть может, сон

Его усталость перебил,

Иль может, разум уступил

Животной страсти роль свою.

В висках стучало: "Я люблю".

Язык молчал. И тело все

Вдруг погружалось в забытье.

Его рука - ее бедро, -

И нет счастливее его.

Он знал, что любит. Страсть его

Не обещала ничего.

Он понимал, что никогда

Не даст взаимности она.

Что он игрушка, материал

Для лепки тонких женских рук.

Как станет лепка в тягость, смяв

Забросить в угол сможет вдруг.

Да, он страдал. Но эту страсть,

Неуправляемую власть

Ее желания над ним

Он никому б не уступил.

Он этим жил. Он жить желал,

И боль спокойно побеждал.

17.

Жара спадала. Летний день

На убыль шел. Лесная сень

Окрас меняла: желтизна

На смену зелени пришла.

Раскрасив звонко пестрый лес.

Палящий зной уже исчез.

Остыли камни. Солнца лик

Все меньше согревает их.

Опали розы - нет тепла,

Природа будто отцвела.

И с нею женская любовь

Готова обрести покой.

Теплом последним, чуть дыша,

К зиме готовится душа.

Ничто мешать не хочет ей,

Лишь ветер дует все сильней.

Сменяют дни другие дни.

Жестоки происки любви,

И стала комната тюрьмой:

Пока наш Бриз лежал больной

Уединенью он был рад,

Теперь, желанием объят,

Он между койкой и стеной

В бессилье мечется порой.

Не видно доктора давно.

Араб, как темное пятно,

Стирает пыль, дает обед,

Но постоянно глух и нем,

Знай, дело делает свое.

Бриз прочитал три раза все,

Что в этой комнате нашел.

Он одиночеством взбешен.

Из наслаждений лишь одно

Во двор смотрящее окно.

С красивым садом и прудом

Осенний двор покрыт ковром,

Цветные листья по воде

Кружатся парами. Везде

Гуляют птицы вдоль аллей.

А ночью свет от фонарей

Играет с темною водой.

Часами смотрит Бриз порой

На глупых мошек, что на свет,

Не опасаясь разных бед,

Летят и умирают в нем.

И Бриз хотел играть огнем.

Любви он жаждал каждый день,

Он думал только лишь о ней.

Он Нику ждал. Он ждать устал.

Не то, чтоб он не понимал

Слова: богатство, титул, власть.

Его внутри сжигала страсть.

Он гнал ее, и для того

От пола раз, пожалуй, сто

На пальцах тело поднимал,

До исступленья приседал

И после падал на кровать.

Тогда спокойно наблюдать

Он мог за небом. Облака

Чредой ползли издалека

Минут пятнадцать. А потом

На чистом небе голубом

Поток из образов идет -

Он Нику в каждом узнает.

18.

А на другом конце дворца

В покоях батюшки-отца

Среди министров и господ

Уже который день живет

Младая Ника. Сам министр

Рисует дня ее эскиз.

И точно следуя ему,

Не обижаясь на судьбу,

Она проводит день за днем.

Министр доволен, обо всем,

Что государству хорошо,

В его эскизе решено.

В знак благодарности за то

Ее не спрашивал давно

И делал вид, что позабыл,

О том, что Бриз здоров и жив.

Министр есть подданный, без слов

Любой приказ исполнит он.

Но Ника знала, что желать,

Она умела показать

Себя с приятной стороны,

И люди были ей верны,

Считая идолом своим

(она способствовала им).

Слуга араб передавал,

Что Бриз свидания ожидал,

Что стены бил в тоске немой,

И страшно с ним ему порой.

Она ждала, что Бриз сбежит

И тем вопрос ее решит, -

Ей не придется выбирать.

Но Бриз не думал убегать.

Он ветер. Мыслью о любви

Ее размеренные дни

Нарушил. Дует за окном.

Она пускать не хочет в дом

Его, и радуется тем.

Но и прогнать его совсем

Она не может. Без него

Не будет в радость ей тепло.

Ее учили понимать,

Она могла распознавать

Свои желания давно,

И знала, что ее влекло.

Ему мученье - ей бальзам,

Она раздула в нем пожар

И тем любуется шутя, -

Увы, жестокое дитя.

Слуга понять не может то,

Решив, что Нике все равно,

Не стал ей больше докучать.

- Она надумала скучать.

Как ручеек, без горных вод

Лишь струйкой слабою течет,

Но если в грунте есть вода,

Он не иссякнет никогда.

Она родник. Когда б воды

Уже успел напиться ты,

То больше влаги не искал.

Но если рот пересыхал,

То будь ты ветер или бог

Испить живительный глоток

Ты будешь рваться словно лев,

- И пленник этого хотел.

Он свой топтал по жизни путь,

Судьбу не думав обмануть.

Он ждал, он верил, что придет,

Он думал, как произойдет

Меж ними встреча. Скажет он,

Что потерял покой и сон,

Что жизнь сложить к ее ногам

Превыше всех в его мечтах,

Что тенью быть ее готов,

И много разных лестных слов,

Способных сердце растопить.

И лед растает, может быть,

Пускай на несколько минут.

Пускай потом его убьют.

Он видел славу, видел смерть,

Любить! - и можно умереть.

Дождался ль он? Конечно, да.

Отставив важные дела,

К нему, влекомая душой,

Предлог придумав небольшой,

Как будто в комнате своей

Предмет понадобился ей,

Со свитой: стражник и министр,

Абы чего не сделал Бриз,

В разгаре дня пришла она

Подуть на угли от костра.

Он ждал, - и вот произошло.

"Что ж действуй, время подошло", -

Неслышный голос прошептал:

"Не уж то ты не ожидал,

Что Ника будет не одна?

Скажи красивые слова!"

Он замер. Что тут понимать,

Он много так хотел сказать,

И вдруг не мог найти слова,

Язык сковала немота.

Порою трудно может быть

Себя заставить говорить

Хотя бы что то. Бриз сумел,

Он на нее теперь смотрел:

"Я ждал. Я рад, что вы пришли.

Расстроен тем, что не одни.

Я б вас обидеть не посмел.

Вы мне не верите совсем.

Мне жаль, что вызвал я испуг,

Я ждал одну".

"С чего бы вдруг?",

- она ответила легко.

И это вывело его.

"С того, что глядя на меня,

Любви жестокого огня

Вы скрыть не можете порой.

Вот и теперь передо мной

Вы страсти лишь благодаря.

Бог видит, как страдаю я,

Храня запретную любовь.

Она взаимна. Что со мной

Смогли вы сделать? Я молю,

Я жизнь свою благодарю.

Я счастлив тем, что здесь сейчас

Вдыхаю с вами этот час.

Я ждал, я видеть вас хотел.

Не то, чтоб сильно мой удел

Меня тревожил. Мне давно

Что дальше будет все равно.

Вы ж не готовы ни к чему.

Я даже знаю почему.

Я понимаю, что судьбой

Мне уготован мир иной.

Пусть грешен я, но, может быть,

Мне не отказано любить.

Пусть рай не будет домом мне,

Доволен адом я вполне.

Я не хотел вас обвинять,

Себя заставили страдать

Сильнее, может, много раз,

Вы здесь откажитесь сейчас

От пыла страсти моего,

И не найдете ничего

Чтоб гордый свой утешить нрав.

Ответьте, разве я не прав?"

Она смутилась. Объяснить,

Что так оно должно и быть,

Себе пытаясь много раз,

Она растеряна сейчас.

Жжет точно пламя от костра

Его нагая прямота,

И просит ложью потушить.

Как он посмел ее винить?

Она хотела "Нет" сказать,

Но ей противно было врать.

Она сказать пыталась "Да",

Но не могла найти слова.

Молчала, глядя на него,

Не видя больше никого,

И, знает бог, чего ждала,

Обжегшись пламенем костра.

Министр не выдержал сего,

Он упрекнуть хотел его,

И только рот открыть успел,

Чтоб предъявить: "Как он посмел

Ровнять хозяев и рабов!"

Как Бриз, свободный от оков,

К нему вплотную подлетел:

"Вы надоели мне совсем,

И вас не спрашивал никто!"

Схватил министра и в окно

В минуту выкинул его,

Разбивши вдребезги стекло.

Слуга молчал: он глух и нем,

Его не видели совсем,

И нужно должное отдать,

Он что-то начал понимать.

Второй этаж не так высок,

Но перелом обеих ног

Еврей запомнит навсегда.

Сбежалась стражников орда,

Никто не смеет подойти:

Ее касается груди

И шеи Бриз рукой своей,

Вплотную стоя рядом с ней.

Она в лицо ему глядит,

И ей спокойно рядом с ним,

И есть желание прильнуть,

И платье тесное чуть-чуть

Вдруг стало ей. Как много глаз,

Все смотрят на нее сейчас.

Она справляется с собой

И его щеку бьет рукой.

19.

Пять замешательства секунд.

А дальше стража тут как тут,

И Бриз противиться не стал,

В оковы руки сам отдал.

И все, что помнила она,

Что завтра будет суд с утра,

Министр желает приговор

О смертной казни. Будет он

С утра в носилках наблюдать

За тем, как будет умирать

Его обидчик. Бриз теперь

Был мрачен как ночная тень

И безразличен ко всему.

И ночью в камере в углу

Почти бездвижим он сидел,

На стену серую смотрел.

"Что есть такое страшный суд:

Всего на несколько минут

Поступки страшные твои

И добродетельные дни

Вступают в справедливый спор,

- весы выносят приговор,

Он исполненью подлежит.

То беспристрастный бог вершит.

Другое дело суд земной:

Тут угадать нельзя порой,

Что из поступков вступит в спор,

Добром расценят или злом

Твои свершенья на земле.

И как не хочется тебе,

Чтоб честь и правда в нем была,

Не будет это никогда",-

Так думал Бриз. А что она?

Она напугана была.

Казался глупым мир пустой.

Своею властию большой,

Обремененная с мальства,

Она сегодня поняла,

Что ей для счастья своего

Желаем Бриз. Она его

Хотела видеть и любить.

А завтра ей его казнить

Велит обиженная честь, -

О, справедливость, где ты есть?

За что устроено судьбой

Ей наказанье быть такой?

Зачем дворец? Зачем страна?

Да, Ника ночью не спала.

Осенний день. Тюремный двор.

Пятнадцать стражников кругом

Молчанья злая тишина.

Сырая древняя стена.

По центру плаха. Вдоль стены

Пять судей в ряд размещены.

Зловеще смертью пахнет тут,

И даже птицы не поют.

Сукном обит широкий стол.

И Ника бледная вперед

Выходит в мантии судьи.

Все встали. Мнения свои

Заносят судьи в протокол.

Вот до нее доходит он.

И замирает тишина.

Звучат готовые слова:

"Я рассмотрела протокол.

Сомнений нет. Виновен он.

И властью, данной мне одной

Наследным титулом моим

Решила: "Выбор роковой

Пусть будет сделан им самим.

На выбор: смертный приговор,

Сейчас исполнен будет он

Чрез отсеченье головы;

Иль рабство, эти кандалы

На жизнь, оставшуюся в нем.

Коль он согласен быть рабом,

То я готова уступать.

Извольте, пленник, выбирать.

Решенья десять жду минут.

Решайте, Бриз, часы идут".

Он гнева ждал. Он был готов

Снести потоки бранных слов

И быть повешанным, едва

Настанет утро. Но она

Ему дарила жизнь. Зачем?

Не уж то мало он терпел?

Ей очень нравиться смотреть,

Как плавят сталь и режут медь?

И все условия ее

Есть пытка. Глупое вранье,

Что это сможет он терпеть.

Пожалуй, лучше умереть.

Он думал так. Его уста

Сомкнула злость, и красота

Померкла в пламенных глазах.

Он думал, пусть же будет так:

Мой выбор - смерть. Пусть лишь себя

Винит за это. Только я

Жаль не увижу, как слеза

Затмит прекрасные глаза,

Как злость сожрет себя саму

За то, что выдала ему

Возможность выбора судьбы.

Оставь себе свои дары

С змеиным ядом. Все должны

Благоговеть перед тобой?

Не выйдет, - я совсем другой.

Я горд, свободен... Но когда

Своими пальцами она

Мою, смеясь, дразнила плоть,

И юбкой шелковой шурша,

Сидела рядом, чуть дыша, -

- Она безумно хороша.

- зачем создал ее господь?

Зачем господь меня создал?

Передо мною просто раб,

А я страдаю целый час

За то, что выберет сейчас

Его величество слуга.

Зачем мне это? Никогда

Я насладиться не смогу

Могучей силой. И врагу

Не может рядом места быть.

И кто же выдумал любить?

Что есть любовь? Она иль нет

Собой затмила белый свет?

Гордыню тешу ли свою,

Или действительно люблю?

Что есть любовь? Безумный бред.

Есть это чувство или раж?

Она сказала: "Дать ответ

Подходит время. Выбор ваш

Извольте сделать".

Для него

Похоже в жизни ничего

Ни разу не было трудней,

Чем дать себя унизить ей,

Прилюдно слабость показать.

Поверьте, он хотел сказать,

Что выбор - смерть. Но, вдруг, уста

Околдовала немота.

Молчал он. Глядя на него

Шептались подданные, зло

Министр скрипел в углу стола.

Тут Ника к Бризу подошла.

Глаза их встретились на миг,

И очень много было в них

Любви и ненависти. Вдруг,

Вздохнул подавленный пастух,

Он взгляд отвел. Его слова

Звучали: "Я согласен, да".

20.

Его клеймили в тот же день.

Чужая собственность теперь

И он и навыки его.

Стоит угрюмое село

В каменоломнях за горой.

Там кузня. В ней старик седой -

- кузнец свой доживает век,

Кует оружие для всех

И учит юность мастерству.

Она решила, что к нему

Служить отправлен будет Бриз.

Таков теперь ее каприз.

И с глаз долой - из сердца вон.

И нет страшнее кандалов,

Чем власть, ответственность и честь.

Ей только б знать: Он где то есть.

Смеркалось. Жухлою листвой

Усыпан путь. Глядит с тоской,

Как гаснет милый силуэт.

Конвой, растерянный совсем,

На расстоянии в пять шагов

Идет. Свободный, без оков,

Послушно Бриз ступает в ночь.

Она, монаршеская дочь,

Сжимает розу в серебре.

Шипы остались на руке,

Поранив мягкую ладонь.

И кто-то думает, что боль

От стебля нежного цветка

Заставить плакать вдруг смогла, -

- слеза прозрачная бежит.

Ей важно знать: Он где то жив.