18:54 Немка |
К кургану они подъехали рано утром, эта встреча была желанной и ожидаемой. Десятки лет он интересовался историей и событиями тех дней. Не удовлетворенный государственной пропагандой и официальной интерпретацией много лет по крупицам старался найти правду, читал мемуары обоих противоборствующих сторон, стараясь, выкинув идеологию, представить настоящий, истинный ужас тех времен и событий. Повод для этого был веский – тут погиб его дед, тут погибли за короткий промежуток времени еще многие тысячи других. Эта битва всегда привлекала той массой героизма, подвигов, жертв и неправды, полярная противоположность историй и фактов интриговали, давая понять, что ни одна из сторон не хочет говорить полной правды. Может пережитый ужас не давал им этого сделать, а может неоднозначные результаты самой битвы. По лестнице начали подниматься молча, ему нужен был только повод, чтобы разразиться потоком информации, которые он получил за эти годы. Повод пришел в виде вопроса и после этого он уже не умолкал, поясняя общеизвестные факты идеологий, раскопанными материалами и собственным их анализом. Так они медленно поднимались, он извергал потоки страшной информации, она задавала тихие вопросы. Будучи увлеченным этим потоком, он не замечал, как мрачнеет ее милое личико, как тускнеют глаза. Уже пройдя весь мемориал и начав спуск, она вдруг разрыдалась. Это не просто ошеломило, это ударило как об стену, несколько минут он просто не мог осознать происходящего, как будто в несколько секунд его неведомая сила перенесла в иной мир, совершенно незнакомый и непознанный. - Сколько еще миллионов нужно убить, чтобы осознать весь бред происходящего - дрожащим от слез голосом проговорила она, ввергая его в еще большую пучину непонимания. В полной растерянности он бессмысленно начал шарить глазами вокруг, пытаясь хотя бы взглядом зацепиться, за что-либо существенное и остановить хаос мыслеворота охвативший его мозг. Внизу на лавочке сидели внуки героев этого сражения и с благостью похмеляли свои помятые в ночных баталиях физиономии. Чуть далее в ожидании туристов развернули свои товары коробейники, ожидая наплыва бумажек, обсуждали злые власти, не только поднявших аренду этих клочков земли, но и требовавших откаты за само разрешение торговать. А сбоку, с невероятным восточным акцентом, сетовала пожилая женщина, ей очень не нравилось собирать бесполезные презервативы вместо пивных бутылок, бутылки хоть чего-то стоят. Матерился водитель мусоровоза, которому, с риском для жизни и техники по крутому склону, пришлось объезжать лимузин, брошенный на вершине кургана ночью пьяными хозяевами жизни чрезмерно увлекшись проститутками. С вершины кургана стало видно, что его как и тогда окружил враг. Только теперь он наступал с другой стороны и не танками, а огромными торговыми монстрами, не пехотой, а рекламными щитами и пивными зонтиками. И хоть вместо лаконичной, мрачной свастики пестрели веселые разноцветные надписи, Миллер, Холстен, Хеникен, Реденберг, Метро, Карстадт, это в сущности, не меняло дело ни как. Тот враг шел открыто, агрессивно, перемалывая жизни, калеча и терзая тела, этот новейший враг ползет тихо, тайком калеча жизни, терзая и перемалывая души. Тогда противостояния шло прямое, противостояние идеологий и вероисповедания, с обоих сторон миллионы защищали свое, теперь противостояния нет наступают свои на своих и защищаться от этого нашествия практически не возможно и некому. Она продолжала реветь, а он еле сдерживаясь от крика ужаса, впитывал в себя осознание всей этой паранойи. Если бы перед ним в тот момент поставили чиновника, который продает те пяди земли, за которые погиб дед не желая уступить их противнику, он бы разорвал его голыми руками, не успев даже почувствовать угрызения совести. Хотелось кричать, хотелось взывать, хотелось крушить, хотелось открытой простой войны со строго определенными фронтами, явным противником и героизмом. К ним подошел полуголый упитанный мужчина и попросил сфотографировать их с дочкой, милой девочкой в детском купальничке, на фоне основного монумента площади «Стоявших насмерть». Он уже практически взорвался, опрометчиво приняв их за цель своего нарастающего гнева, но она опередила его, улыбнувшись сквозь слезы и взяв, у смутившегося ее видом мужчины, фотоаппарат. Пик гнева начал спадать, уступая место растерянности и чувству бесполезности. Осознание полностью пришло и укрепилось, все проиграно, уже не просто не кому защищать, уже нечего защищать. И вот уже внуки противника, внуки репрессированных, плененных и погибших, которым в пору ненавидеть идеологию, отобравшую привилегии, состояние и жизни, душевно чувствуют и переживают ужас этого места и плачут над судьбой потомков победителей. Рассказ вошел в один из сборников ОН и ОНА |
|
Всего комментариев: 0 | |